Психодел - Страница 73

К оглавлению

73

Трахаться он умеет, да. Значит, всё остальное тоже умеет. И подарки ментам носить, и конфискованное золото из сейфа у следователя вытаскивать. И уши отрезать. И Бориса он сожрет без усилий. Ее Бориса. Ее принца на белом коне. И коня заберет, и всё остальное. И ничего ему Борис не сможет противопоставить, силы неравны. Человек людоеду не противник. Сейчас, вон, школьницы с ума сходят по книжкам про вампиров, и фильмы уже сняли в Голливуде, про то, как юные сексуальные вампиры малолеток в себя влюбляют, и везде, в каждом фильме и в каждой книге особо подчеркивается, что люди для вампиров – пища. Это неспроста. Так род человеческий расписывается в своей слабости и предчувствует появление нового сверхсущества.

Но это будет не припудренный смазливый мальчик с клыками. Это будет упырь со скучной внешностью. Тусклый, никакой. Средних лет, среднего роста, отвернешься – сразу забудешь. Одень его в дорогой костюм – будет выглядеть солидно. Наряди в обноски – покажется ничтожеством.

Это будет существо, равнодушное к деньгам. И к машинам, и к жизни красивой. Никакой роскоши, она оставлена людям. Пусть люди слабеют в драке за золото, за кожаные кресла, за офисы со стеклянными стенами. Людоед не привлекает к себе внимания, он берет главное, то, чего нельзя купить за деньги. Естество человека. То, что душу с телом скрепляет. Он выедает соединительную ткань, и человек рассыпается на составные части – душа направо, тело налево, деньги и прочее говно сыпятся в грязь. И ключи от лондонских квартир, и брелоки от «бентли», и карточки кредитные, и айфоны, и айподы, и айпэды – остается только жалкое «ай... ай... ай...» и ничего больше.

Глава 18
Сэнсэй

В кимоно Мудвин выглядел очень мужественно и смешно. Мила удержалась от улыбки, а Монахова, девушка непосредственная, не выдержала и рассмеялась. – Хорошо выглядишь, – сказала Мила. – Только пояс очень грязный.

Мудвин не ответил. Судя по выражению лица, он был не слишком рад гостям.

За его спиной носились по залу два десятка детишек. Топот, визг, вопли; прохладный воздух дрожал от восторга.

– Мы не будем мешать, – извиняющимся тоном сказала Монахова. – Мы просто посидим и поглядим. Интересно же.

И она состроила гримаску, с понтом обворожительную, хотя дамы, склонные к авантюрам, редко бывают по-настоящему обворожительны, Мила давно это заметила.

Мудвин вежливо кивнул, заложил большие пальцы за пояс и вопросительно посмотрел на Милу.

– Я ни при чем, – Мила показала на подругу. – Это всё она. Хочу, говорит, посмотреть.

– На что?

– На тебя. Чем ты занимаешься.

Мудвин вздохнул и сказал:

– Пошли.

Провел их в тесную комнату с окном, смотревшим в зал. В комнате сильно пахло кожей и потными тряпками, со стен свисали гроздья перчаток, шлемы, панцири и прочие мордобойные приспособления.

– Сидите здесь и смотрите. Стекло зеркальное, с той стороны вас не видно.

– Прикольно, – развязно похвалила Монахова. – Я знаю, зачем тебе зеркальное стекло. Когда девки аэробикой занимаются, ты подсматриваешь. Угадала?

– Хорошая идея, – вежливо оценил Мудвин и слегка поклонился. – Надо будет попробовать. Но в этом зале девки аэробикой не занимаются. Только единоборства. В общем, устраивайтесь, вон там на полке – чайник и стаканы, и даже портвейна бутылка есть. А я пошел.

– Ага, – сказала Монахова, – портвейн! Я так и знала! Все спортсмены на самом деле – пьяницы.

– Не все, – возразил Мудвин. – Но я люблю. После тренировки полстаканчика можно.

Он кивнул гостьям и вышел.

– Слушай – протянула Монахова и дернула Милу за рукав. – Какой он приятный, сил нет.

Мудвин громогласно призвал воспитанников построиться, и броуновское движение понемногу прекратилось. Сэнсэй велел всем сесть на пол – дети немедленно исполнили; только один мальчик, самый маленький, остался стоять, заявив, что мама не разрешает ему садиться на пол, потому что грязно.

Рассыпался веселый смех.

– Мама правильно говорит, – солидно сказал Мудвин, мановением руки восстановив тишину. – На пол нигде нельзя садиться. Но здесь – можно. Это наш зал, мы его уважаем. Тут всегда очень чисто. Мы ходим по полу босиком, мы падаем на пол, мы сидим на полу. Садись и расслабься.

Мальчик тут же повиновался.

– Ты, – сказал Мудвин, указав пальцем на ближайшего клопа, – встань. Зачем ты смеялся над ним?

– А он глупости говорит! – мгновенно отреагировал клоп и нахмурился.

– Да? – удивился Мудвин. – Я не слышал глупостей. Человек пришел в первый раз и просто не знал, что у нас полы чистые. Ты тоже ничего не знал, когда пришел в первый раз. Если человек чего-то не знает, это не значит, что над ним надо смеяться. Мы все должны уважать друг друга. Если хочешь, можешь посмеяться надо мной. Разрешаю.

Клоп нахмурился еще больше.

– Садись, – велел сэнсэй и протянул руку в сторону новичка, явно загордившегося: взрослый дядя, учитель, защищал его от нападок целой оравы. – Ты – пять отжиманий на кулаках! Остальным – пятнадцать отжиманий. Начали, начали!

– Круто поставлено, – прошептала Монахова. – Дисциплина. Слушай, тут, наверное, и курить нельзя?

– Дура, – сказала Мила. – Конечно, нельзя.

– Даже тонкие?

– Никакие.

– А что он такое сейчас кричит?

– Считает до десяти. По-японски.

– Прикольно. Он знает японский?

– Сама спроси.

Тем временем Мудвин вновь усадил коллектив на пол, обвел взглядом. Некоторое время держал паузу, медленно, вразвалку прошелся взад и вперед.

73