Психодел - Страница 87

Спортсмен кивнул, осведомился:

– Зачем?

– Что «зачем»?

– Зачем тебе знать, что между нами общего? Зачем тебе лезть в это?

Кактус выдохнул. Теперь уже спортсмен наклонился вперед, осторожно положив на стол изуродованные кулаки:

– Кого вообще волнует наша дружба? Тебе какое дело? Чего ты нос свой суешь в чужие расклады? На квартиру в три лимона зелени пасть разинул? Забудь про это.

Кактус широко улыбнулся.

Спортсмен подождал, ответа не получил, продолжил:

– Я всё про тебя понял. Ты волк непростой. Ты умный волчара, продвинутый. Наверное, «отложенная смерть» – это не для тебя. С тобой... – каратэка посмотрел вверх, – надо вот как: раз в месяц ловить – и по ногам, аккуратно... Небольшая трещина, повреждение сустава... Чтобы ты из дому выходил только за хлебом, на костылях. Как заживет – опять приходить, и опять – по ноге. Мне нетрудно, я себе в календаре помечу. Каждое, допустим, первое число месяца – «сломать ногу Кириллу Кактусу». Волка ноги кормят, а ты будешь волк безногий. Что скажешь?

– Ничего, – доброжелательно ответил Кактус. – Ты говори, говори.

Спортсмен сложил руки на груди.

– Еще полезно тебе горло сломать, чтобы ты разговаривать не мог. Чтоб только выл и хрипел: «э-э-э... ы-ы-ы...» Друзья твои, кореша и подельники, от тебя отвернутся, менты прикормленные – забудут... Да и нет у тебя друзей надежных, ни среди ментов, ни среди бандитов, у таких, как ты, не бывает друзей... И станешь ты, – каратэка подмигнул, – бедным и больным. И не будет у тебя ничего, кроме твоей злобы. Ты много обо мне знаешь, информаторы твои не соврали, я действительно очень скромно живу, квартиры нет, снимаю, всё так, все правильно, денег хватает в обрез... Но я, честное слово, назначу тебе личную пенсию. Сам буду приходить, колбасу и кефир приносить. Представь: прихожу. «Привет, Кирилл, как здоровье, как нога?» – «Зажила почти», – отвечаешь ты. «Ага, – говорю я, – тогда на тебе еще!» – Спортсмен рубанул ладонью воздух. – И – по другой ноге! Оставляю кефир, батон, водки бутылку, ухожу... Вот так я сделаю.

Кактус продолжал лучезарно улыбаться.

– А теперь, – спортсмен посмотрел на часы, – мы забьем с тобой стрелочку. Завтра же соберемся втроем. Ты, я и Борис. Поговорим. Сядем где-нибудь в тихом месте – и расставим все точки. И про Милу выясним, и про квартиру за три миллиона долларов. И про барахло, украденное и возвращенное...

Кактус кивнул:

– Как скажешь. Назови место.

– У меня дома, – ровным голосом ответил спортсмен. – Разговор будет нервный, лучше собраться на хате. Согласен?

– Девчонку тоже можно позвать, – предложил Кактус.

– Нет. Без нее. Только мы трое.

– Хорошо. – Кактус несильно ударил ладонью по столу. – Только почему «завтра»? Чего ждать? Поедем прямо сейчас! Лично я готов. И про Милу, и про квартиру, и про барахло – за всё готов побазарить.

Спортсмен промолчал. Думал. «Ага, – подумал Кактус, – прямо сейчас он не готов. Все они такие: очень любят правду, но биться за нее прямо сейчас не готовы. У них куча дел, расписание, плотный график. Драка за истину, за женщину, за друга у них записана в ежедневнике, между походом к стоматологу и встречей с подругой. Кстати, напомним ему и про подругу...»

– Что скажешь?

Каратэка покачал головой.

– Сегодня не получится.

– Что, есть дела поважнее?

– Есть.

– Брось, – отечески усмехнулся Кактус. – Знаю я, брат, про твои дела. И про Машу тоже знаю. Спешишь к Маше – так и скажи. Ради такой красавицы можно любой разговор отложить. Как мужчина я тебя понимаю.

Подмигнул.

Самообладание спорстмена было велико, он только дернул углом рта.

– Я и сам такой, – продолжал Кактус, юмористически жмурясь. – Если есть хорошая женщина – к черту дела! У меня знакомый был, он однажды ехал на стрелку, тема на шестьсот тысяч евро, и вдруг видит, прямо на улице, такую женщину... В общем, мимо таких женщин нельзя проходить. Познакомился – и сразу потащил к себе. И не поехал на стрелку! И ушли те шестьсот тысяч евро, понял, нет? А он не пожалел. Вот так надо жить. Любовь главнее денег. Так что – расслабься, мастер. Хочешь завтра – нет проблем, пусть будет завтра.

Он встал. Уходить лучше первым. И последние слова лучше говорить стоя, глядя сверху вниз.

– Жду звонка, дружище. В любое время в любом месте я к твоим услугам. Маше привет.

Кинул на стол деньги. Когда шел по улице прочь – ждал, что парень бросится следом. Догонит, попытается схватить, задушить, забить кулачищами. Или нанесет какой-нибудь хитрый «дин мок». Открыл замок на барсетке, нащупал нож. Тридцать шагов проделал в напряжении, в полной готовности к бою. Благо рядом была длинная витрина, по случаю весны чисто вымытая; даже двигаясь абсолютно бесшумно, нападавший отразился бы в стекле.

Но никто не отразился, только манекены с белесыми мордами безучастно посмотрели с той стороны.

Свернул во двор, присел на лавку. Достал папиросу с марихуаной, закурил. Расслабился. После тяжелого разговора хорошо выкурить небольшую дозу.

Тут вам не Москва, тут можно свободно курить дурь везде, хоть на центральной площади. Тут взрослый мужчина с дешевой папиросой всем понятен. Тут если человек вытаскивает из кармана папиросы «Беломорканал», его принимают не за наркомана, а за того, кто курит папиросы «Беломорканал».

Говорят, траву следует курить в закрытом помещении. Это бред. Каждый курит ее, как хочет. Покуришь в комнате, на что потом будешь смотреть? На стены? А в тихом дворе, в апреле, под голыми ветками клена, чуть в стороне от площадки, где натянуты на металлических стойках веревки для просушки белья, а в другой стороне врыта в землю специальная рама – на нее помещаешь ковер и выбиваешь из него пыль, как показания из подозреваемого, – в таком дворе дурное зелье очень помогает думать.